Кречко Вера Викторовна

Краткие биографические сведения:

1943-1944 г.г. – малолетний узник;

1945 г. – переезд в город Брест;

1946 г. – переезд в город Барановичи;

1953 г. – окончание средней школы №1 г.Барановичи;

1953 г. – 1958 учеба в БГУ на историческом факультете;

август 1958 г. – август 1961 г. – преподаватель истории Словатичской средней школы Ружанского района;

1961- 1968 г. – преподаватель истории Могилевецкой средней школы;

1968г. – делегат съезда учителей Белоруссии;

1968-1989 г.г. – организатор внеклассной и внешкольной воспитательной работы Могилевецкой средней школы;

1989-2004 г.г. – социальный педагог Могилевецкой средней школы;

1994 г.- 2015 г. – библиотекарь Могилевецкого учебно-педагогического комплекса детский сад – средняя школа.

Награждена Грамотой Верховного Совета БССР, Орденом «Знак Почёта», нагрудным знаком «Отличник народного образования», Почётной грамотой руководителя методического объединения организаторов внеклассной и внешкольной воспитательной работы, Благодарностью Совета ветеранов за патриотическое воспитание школьников, Грамотой «Социальному педагогу за многолетний труд», Почетной грамотой «Руководителю музея», юбилейной медалью «60 лет Победы в Великой Отечественной войне», Дипломом лауреата II Республиканского конкурса «Холокост. История.

 Современность», юбилейной медалью «65 лет Победы в Великой Отечественной войне», дипломом финалиста VII Международного конкурса работ «Уроки войны и холокоста – уроки толерантности».

Из воспоминаний Кречко В.В.:

Я имею к войне отношение!

Я её всей душой ненавижу.

Каждой клеточкой не приемлю.

Каждый прожитый день в ней вижу!

Наше поколение не испытало ужасов войны, мы родились под мирным небом. Для нас война – уже история. Мы знаем о ней из рассказов своих бабушек и дедушек, из учебников, книг и кинофильмов, и память о войне проходит через наши сердца. Прошлое шагает и по нашим дням. По-разному доносятся в сегодняшний день отзвуки далеких лет. В Минске при строительстве дома нашли снаряды времён войны. Их откапали, осторожно увезли, чтобы взорвать, уничтожить. Но никуда не «увезти» того, что оставила война в сердце ветерана, малолетнего узника войны, не «уничтожить» горечи, боли осиротевшей семьи.

Как кошмар вспоминает Вера Викторовна Кречко, малолетний узник, как немцы пришли в их дом в Пскове. Не помнит почему, но дома она была одна. Немцы забрали пуховые подушки, капались в комоде. Молодой немец, который остался после ухода двух других, снял со стены гитару её мамы, провёл по струнам и бросил её. Эта гитара заскользила по полу к ней под кровать. Немец выволок её из-под кровати, пнул со словами «шайзе», заиграл на губной гармошке и ушёл. Маленькая Вера подняла гитару, ведь это было что-то от её мамы, она так хорошо играла и пела романсы.

В 1941 г. дедушке Веры было 68 лет. Придя в их дом, немцы потребовали, чтобы он пришёл  в комендатуру. Сказали, чтобы он, как служащий железной дороги, сопровождал эшелон с награбленным добром в Германию. Он отказался, ссылался на болезнь, сам же не хотел оставлять бабушку и внучку, боялся за них. Немцы его настолько избили, что он еле пришёл домой, слёг и больше не поднялся. Просил её, внучку, тихонько от бабушки, чтобы она на улице собрала ему окурков, ему так хотелось курить. Вера Викторовна отчётливо помнит дедушкины слова, обращённые к бабушке: «Ксенья, береги Верочку». Смерть дедушки была очередной утратой для маленькой Веры. Он очень любил внучку. Когда бабушка Ксенья ставила её в угол за непослушание, дедушка становился с ней рядом, и девочке было как-то легче переносить наказание. Дедушку хоронили в 1942 году.

В то же время, вспоминает Вера Викторовна, на глазах гиб город. Часто были ночные налёты, пугали лучи прожекторов, вой сирен. Злобный гул фашистских самолётов с чёрными крестами на крыльях, свистящий звук падающих бомб, и взрывы, сотрясающие землю. Через некоторое время дом, в котором они жили с бабушкой, как и многие другие, превратился в руины от прямого попадания бомбы. К счастью, это произошло тогда, когда никого не было дома. Они остались ни с чем. «Но мне в то время больше всего было жаль куклу, которую подарил отец», — говорит Вера Викторовна. Они с бабушкой остались без крова и пошли искать его. «Свет не без добрых людей» — их приютил старый сапожник Иван Игнатьевич.

А в городе царил режим террора. Немцы построили в разных частях города виселицы. Палачи казнили людей публично. Население к месту казни сгоняли силой оружия. Во время казни бабушка Ксения поворачивала внучку к себе и закрывала лицо, чтобы она не видела этого кошмара. Трупы казнённых под страхом смерти запрещалось снимать, и они, с мешками на головах, висели по несколько дней на виселицах, а также на деревьях, на балконах домов. На телеграфных столбах.

Фашисты подвергали неслыханным издевательствам евреев. Евреи обязаны были носить на одежде особые отличительные знаки, жить в гетто – специальном отведённом квартале. Человек с жёлтой звездой на груди при встрече с гитлеровским солдатом обязан был сойти с тротуара на проезжую часть улицы. Если же он медлил, то любой немецкий солдат мог пристрелить виновного, не неся за это никакой ответственности. Особенно страшным для евреев был февраль 1942 года, когда немцы вывезли за город евреев-женщин, стариков и детей. И там расстреляли их в карьере.

Немцы с особой жестокостью относились к военнопленным. Людей заталкивали в битком набитые вагоны, наглухо закрывали. Перед погрузкой в вагоны у них отбирали верхнюю одежду. В течение нескольких суток людям не давали пищи, воды, двери вагонов не открывали. Заживо замурованные в вагонах, как в гигантских гробах, люди от истощения и мороза, психического перенапряжения умирали. Среди окоченевших трупов, как рассказывали видящие это, попадались люди с признаками жизни. Но их свалили в общую кучу, облили горючей жидкостью и сожгли. В эшелоне было7 тысяч человек.

Немцы стали вывозить население в Германию. Люди прятались в погребах, землянках, убегали в окрестные леса. Устраивались систематические облавы. Однажды бабушку и маленькую внучку Веру поймали. Это было в сентябре 1943 года. Вместе с другими людьми поместили за колючую проволоку. Здесь, в этом лагере томились сотни стариков, женщин и детей. Были здесь, под открытым небом, деревянные нары, на которых спали дети по очереди. В основном все сидели на земле, а многие, потеряв силы, лежали на холодной земле. За проволокой шла сортировка, что с каждым из пойманных делать. Стоял крик, когда разлучали родных.

Через некоторое время их погрузили в вагоны и повезли. Вера Викторовна говорит, что из глубины её памяти до сих пор доносится стук колёс того поезда, на котором увозили из родного города в запертом вагоне. По ходу поезда их бомбили, тогда все вываливались и бежали в сторону холодного поля. Потом грузились обратно в полутёмный вагон с узкими решёточными окнами и опять – в путь. Их везли в восточную Пруссию, в Мемельскую землю.

Везде стояли подводы, хозяева хутора приехали купить «товар». Немец ходил с плёткой и при помощи её распродавал людской товар, что-то говорил по-своему и прикасался плёткой к человеку. Тех, кто был более работоспособен, разбирали быстрее.

Мы с бабушкой попали на хутор Бальсенай возле городка Вейвиржинай. Поместили нас в коморке, при доме. Сначала нас выгоняли на работы, которые были общими для всех. Вера Викторовна вспоминает, как приходилось перебирать горох в амбаре, ухаживать за скотом, смотреть за младшим хозяйским ребёнком, помнит, что очень болели руки, когда заставляли рвать коноплю, к вечеру, бывало, валилась с ног. Чуть что не так – окрик. Ходили в деревянных башмаках – колодках. Сначала ступала как спутанная, раз за разом падала, пока научилась ходить в такой обуви.

Самым больным были насмешки хозяйских детей, которые толкали, били девочку. Кормили их плохо, хотя у хозяев были куры, свиньи, коровы. Ощущение голода не проходило никогда.

Давний детский ужас сохранился в памяти по сей день, это горькое военное детство. Ведь дети на войне страдают больше взрослых.

Маленькую Веру с бабушкой освободили танкисты. Люди целовали не только освободителей, но и боевые машины. Они вернулись в родной город. Но, как говорит Вера Викторовна, никакие мирные дни не могут погасить остроту пережитого. В войну она рассталась с детством. Её долго пугал громкий голос, неожиданный стук. Это было долго страхом напоминания.