Столярова Зоя Герасимовна

Есть ли предел человеческой выносливости, терпению, мужеству? Говорят, что есть… Так вот, неправильно говорят. Потому что выносливость, терпение, мужество, любовь к жизни помогли Зое Столяровой выстоять в страшной войне и встретить Победу.

Женщина на войне… Нет, ребёнок… Когда началась война, Зое Герасимовне Столяровой было 8 лет.

…По долгим паузам во время нашего разговора я могу только догадываться, насколько ей тяжело рассказывать о каждом моменте, проведенном в оккупации. Как будто мысленно Зоя Герасимовна проживает все это заново. Каково это – в одночасье повзрослеть, потерять детство, стать сильной и, пройдя сквозь самое страшное – лагерь смерти, остаться женщиной, любить жизнь и посвятить ее воспитанию детей?..

Восьмилетней Зое было что терять. С папой, начальником пожарной охраны, мамой – домохозяйкой, с двумя сёстрами и братом они жили в государственной квартире в Рогачёве. Как самую младшую, Зою любили больше всех и баловали.

Но все это оборвалось. Внезапно. В один миг. Отец был призван в армию и до последнего не давал согласия на эвакуацию семьи. Но уезжать из города было неизбежно. «Самое страшное – это бомбежка», – вспоминает Зоя Герасимовна, и в голосе ее слышится тот, далекий, страх.      

         Семье Фоминых пришлось бежать в деревню Антоновка Жлобинского района, к родственникам. Вместо пары дней, которые они думали провести у них, пришлось остаться на несколько недель. Потом жили в школе, в бане…«Из Рогачёва забрали корову – кормилицу Любочку. Немцы потом ее сожрали», – продолжает рассказ Зоя Герасимовна и в голосе ее звучит нескрываемая ярость в адрес оккупантов.

«Однажды мама вернулась в квартиру, но там уже ничего не было, даже  мебель растащили. Когда она зашла к соседям, то увидела там всё своё – нашлись пропавшие вещи. Поздоровалась, спросила, как здоровье, – и ушла. Больше в Рогачёве старалась не появляться».

Со временем Антоновка стала партизанской зоной. Днём – немцы, вечером – партизаны. И так четыре года. И вот как будто бы уже  конец, приближается фронт, видны советские самолёты, канонада… Но в деревню приходят немцы и «выгоняют людей, как скот». Сестра и брат вместе с остальным трудоспособным населением по приказу немцев рыли окопы. А Зоя с мамой и со средней сестрой вынуждены были перебраться за Днепр.

Ночью по замёрзшей реке им удалось сбежать в лес. «Я как сейчас помню: так жутко было. Мы подошли к шоссе и смотрим, есть ли немцы. Собираемся переходить дорогу, и на нас машина светит фарами. Так жутко стало. Мы упали и лежали в снегу…»

В лесу люди организовали гражданский лагерь, вырыли землянки – «наладили гражданский быт». Там Зоя Герасимовна провела неполных три месяца зимы. Чтобы хоть как-то согреться, постоянно разводили костёр, для которого валили лес и поджигали целые брёвна. Из одежды – лохмотья, белье в деревне ткали из холста. Еду приносили ночью, если удавалось отрыть бурт картошки или найти зерно. Картошку пекли, а зерно парили в выстрелянных гильзах – делали кашу. Иногда ели конину. Один раз в лагерь принесли мясо молодого жеребёнка. «Какое это было вкусное мясо против этой конины – убитой, замороженной старой клячи», – вспоминает Зоя Герасимовна.

Жили в землянках, где были сделаны нары из стволов более тонких деревьев. Дверь закрывалась мешковиной. А на ночь брали из костра жар, чтобы не замёрзнуть. Иногда случалось, что уголь давал чад, и утром лагерь не досчитывался своих жителей. Снегом мыли только лицо и руки. А вечером на палке над костром прожаривали вшей, появление которых было неизбежно.

«Всё это время мы жили надеждой и оптимизмом. Вот-вот немцы отступят, и мы первые выйдем навстречу нашей армии. Только и разговоров было о победе». Но до победы было ещё далеко…

Немцы нашли партизанский лагерь и устроили облаву. «Нас вышвырнули из землянки, окружили собаками и снова погнали за Днепр. Когда находились в конце моста, попали под обстрел. Нам удалось спастись, но не всем».

Об этом Зое Герасимовне говорить тяжело. Но память хранит и поле, усеянное трупами, и тысячи пройденных километров в изношенных ботинках сорок третьего размера, набитых портянками, чтобы не спадали с детской ножки; и лай собак, и автомат, упирающийся в спину… – эти страшные картины она всю жизнь безуспешно пытается забыть. Часто задается вопросом: «Неужели человек может перенести такие нечеловеческие унижения, нечеловеческую жизнь. Без еды, без питья? Не знаю, как мама могла жить три месяца в лесу и сохранить для нас горстку сухарей, которая давала силы не упасть в болото и не погибнуть в нём».

Зоя и ее родные попали в Озаричский лагерь смерти, в котором было уничтожено не меньше 20000 людей. «Я не знаю, как там можно было выжить», – вспоминает она. Ночами не спали, чтобы не замёрзнуть. Несколько раз немцы привозили хлеб. Становились в кузове и бросали его в людей…чаще в голову. Бросали и смеялись. Узники постоянно слышали канонаду. А немцы тем временем пугали их, говоря, что погонят впереди себя, чтобы остановить наступление, и советская армия не будет стрелять. Говорили, что взорвут, потому что лагерь кругом был заминирован.

К лишениям узников добавилось еще одно – тиф. Больных привозили и сбрасывали как дрова. А когда в одну ночь выпал снег, люди пригоршнями его ели, «на этой трупной территории». И прятались за трупами, чтобы согреться в морозные ночи. «Одним словом, мёртвые сохраняли жизнь живым», – с горечью говорит Зоя Герасимовна.

18 марта 1944 года лагерь освободили. Когда у Зои Герасимовны спрашивают, что испытала, выйдя за ворота, она отвечает: «Не было сил испытать что-то положительное. Просто вздох облегчения, что пока живы. Ведь надо ещё пройти минное поле…»

Пройдя эти круги ада, Зоя Герасимовна с семьёй снова приехала в деревню Антоновка. Старшие сестра и брат каждый день уходили на поля: трудоспособная молодёжь рыла братские могилы.

Потом вернулись в родной город. В пустой дом. Спасением была землянка. Казалось, самое страшное осталось позади, но судьба уготовила еще одно испытание: умерла мама… Зою на шесть лет отправили в специально созданный для детей, родители которых погибли на фронте, детский дом в Рогачеве. «Наш детский дом был очень хороший. С теплотой вспоминаю воспитателей и директора. Они понимали, что мы – искалеченные души. Они нас любили. Терпели нашу нервозность, хотя с них спрашивали за всё: за воспитание и за учёбу». Книг в школе, конечно, не было, как и парт. Вечером – керосин в гильзах. Писали на газетах между строчками.

С особой теплотой Зоя Герасимовна вспоминает директора детского дома Семёна Самуиловича Левина, который руководил детским домом до войны, а после войны, несмотря на контузию, вернулся к детям. Когда воспитанники уехали учиться в другие города, оставался человек, к которому они приезжали на каникулы, их второй папа – Семён Самуилович. «Какой бы директор теперь мог такую армию детей принять и всё лето кормить. Мы жили в детском доме. Он нам покупал одежду, а когда мы уезжали, давал с собой обувь, отрезы ткани, чтобы пошили себе платья. А кто из студентов ни приезжал, он всё равно передавал кусок материала, чтобы никто не остался без новой одежды».

Старшая сестра устроилась работать в «Красный пищевик», где пекли хлеб. И всячески поддерживала брата и сестру. Мастер на хлебопекарне разрешал печь хлеб для детей, и Галя, сестра, приносила ещё и в детский дом Зое, которая, конечно, делилась со всеми. Когда брат и сестра подросли, их стали вербовать на Север: брат остался на Урале, а средняя сестра – в Казахстане. Так семью и разбросало.

А Зоя Герасимовна после семи классов поступила в Брестское педагогическое училище, чтобы стать учителем начальных классов. Именно пример воспитателей и директора детского дома и послужил причиной выбора будущей профессии.

Зою с мужем распределили работать в город Иваново Брестской области. У них родилось две дочери. После десяти лет работы в средней школе вернулись в Брест. И свой путь педагога Зоя Герасимовна окончила в средней школе № 3 в группе продленного дня. Она признаётся, что проработать так долго ей помогли сами дети. С ними забывались все печали и болезни.